Оригинальное название: "Transformers: Juxtaposition"
автор: Vaeru
переводчик: Страж
бета: Kazuya H.
Разрешение на перевод получено.
Пролог.Пролог. ГОЛОС.
Все мы безумны, каждый по-своему.
Еврейская пословица.
— Так, говорите, вы слышите голоса?
Доктору было на вид лет пятьдесят: понимающие глаза за очками в тонкой оправе и темные волосы, лишь слегка тронутые сединой на висках. Звук от пишущей в блокноте ручки, движущейся чередой быстрых взмахов и росчерков, необычайно громко раздавался в маленькой комнате. Эвилин следила за движением ручки, как за чем-то маленьким и ядовитым, что ей очень хотелось бы раздавить.
— Голос, — с тихим вздохом поправила она. — Один голос.
— Голос, — поддакнул доктор. Ручка начала черкать еще одну пометку, а Эвилин бросила взгляд на настенные часы. Еще больше двадцати минут до свободы. — Вы слышите голос. Что можете рассказать о нем?
— Мужской голос. Иногда он говорит всякую чепуху. Как будто кто-то думает вслух. Очень громко вслух. И подробно.
Чирк-чирк.
— Велит ли вам голос что-либо делать?
— Нет, — она потерла тонкую медицинскую перчатку, закрывающую ее правую руку. — Когда я смотрю телевизор, иногда он хочет, чтобы я переключила канал. Ему хочется смотреть «Дискавери».
Доктор бросил на нее удивленный взгляд, но быстро принял безразличный вид.
— Вы… спорите с ним?
— Вовсе нет. Мне нравится «Дискавери».
Пауза.
— Думаете, это важно?
Теперь настала очередь Эвилин смотреть удивленно.
— Любовь к каналу «Дискавери»?
— То, что ваши интересы совпадают.
— Если просмотр документальных фильмов заставит его заткнуться, я только «за».
Доктор еще раз прочитал свои записи.
— Понятно. Можете указать время, когда это началось?
Эвилин снова коснулась перчатки и нахмурилась.
— Четыре месяца назад. Я попала в аварию.
Красное и белое и синее кружилось и вспыхивало под проливным дождем. Далекий звук сирен, назойливый гул и мутные силуэты, движущиеся на краю зрения. Мятый металл, нависающий с одной стороны, красный и черный, рядом с ее головой порванная покрышка. Холодная вода сверху и грязная трава снизу, обжигающий огонь в руке, в груди, осколки стекла в глазах, зовущие голоса, руки, и все болит, болит, болит…
— Кажется, об этом упоминается в вашей истории болезни, — доктор пролистал ее дело, остановился на документе в начале папки и кивнул. — Семнадцатое апреля, правильно? Можете рассказать мне о случившемся?
— Да нечего рассказывать, — Эвилин положила ногу на ногу, стараясь не морщиться от движения, расправила складку на юбке и мимоходом потерла бедро. — Полиция сказала, что кто-то врезался в бок моей машины на перекрестке. Сломал мне несколько ребер, порвал мышцы. Оставил мне вот это, — она указала на перчатку. — Я очнулась в госпитале две недели спустя.
— И тогда впервые вы услышали голос.
— Он ругал меня за то, что я долго не просыпалась, и жаловался на скуку.
— …Понятно.
Чирк-чирк.
* * *
Эвилин засунула рецепт в сумочку и вынула солнечные очки: полуденное солнце слепило глаза. Она посмотрела на короткую лестницу в пять ступеней, ведущую к парковке, и на длинный окольный пандус для инвалидов. Вздохнув, она осторожно отправилась в путь по пандусу, крепко держась за металлический поручень.
- А как часто ты планируешь являться сюда?-
Стиснув зубы, она вытащила из сумочки ключи, возможно, слегка резче, чем требовалось. Идущая мимо по тротуару благообразная пара удивленно на нее посмотрела, но она не обратила на них внимания и продолжила свой путь на парковку.
- И ты меня игнорируешь. Сколько раз мне повторять, что я извиняюсь? Я не нарочно, знаешь ли. -
Всунув ключи в замок зажигания помятой старомодной колымаги, что заняла место ее горячо любимого и безвременно почившего «Тауруса», она завела мотор. Хотя внутри машины было душно, как в аду, и вдвое жарче, ноге стало легче, когда Эвилин села. Включив кондиционер на максимум, она начала выезжать с парковки.
- Как вы, белковые, это выносите? Тут как в плавильной печи, а у вас даже нет внутренних систем охлаждения. -
Эвилин вздохнула и, притормозив на выезде с парковки, застегнула ремень безопасности. А мама еще удивляется, почему я считаю себя сумасшедшей.
- Ты не сумасшедшая. -
— Сказал голос у меня в голове, — она включила поворотник и стала ждать просвета в потоке машин, с облегчением отметив, что кондиционер наконец начал остужать салон.
- А вот это по-настоящему грубо, знаешь ли. Ты не можешь вечно называть меня просто «голос». Я уже говорил тебе свое имя. -
Если я дам тебе имя, то это полностью сведет на нет цель моих визитов к психиатру — избавление от тебя. Она подождала, пока проедет грязный пикап, и выехала на дорогу. Послеобеденное дорожное движение в центре Мейсон-сити было редким и спокойным, но по мере приближения к автостраде становилось все активнее. Я не желаю продолжать этот разговор..
- Ничего ты мне не дашь. У меня уже есть имя. Давай, скажи. -
Заткнись. Поворот налево на Брод-стрит, потом два квартала до девятнадцатого шоссе. Солнце резко ударило в глаза, и она опустила солнцезащитный щиток.
- Ну скажи! Я знаю, ты хочешь. Ну, ну, ну! Ты же можешь! Одно ма-а-а-аленькое слово! -
Это даже не имя. Это катастрофа, типа той, в которую я попаду, если ты не утихнешь! Она сменила полосу движения и, включив поворотник, начала сворачивать на аптечную парковку. Машины проносились в обе стороны, она быстро проскользнула в разрыв в автомобильном потоке, царапнув днищем о неровный тротуар у въезда на парковку. Найти место на почти что пустой стоянке было до смешного легко.
- Скажи, и я умолкну. -
Голос захихикал, как маленький ребенок, который знает, что еще одно «пожалуйста», и мама сдастся.
- Скажи, скажи, скажи! -
Эвилин выбралась из машины, захлопнула дверь и направилась ко входу в аптеку, зарывшись в сумочку в поисках рецепта.
— Заткнись, Сайдсвайп.
Глава 1.
Глава 1. КРАЖА.
— Сегодня, должно быть, четверг, — подумал вслух Артур, тяжело сгорбившись над кружкой с пивом. — По четвергам у меня вечно все наперекосяк.
«Автостопом по Галактике», Д. Адамс .
— Украли? Что значит, «украли»? Моя машина — это большой металлический крендель. Кому понадобилось ее красть?
Ее кабинет, маленькое, похожее на чулан, помещение в подвале Моррис-холла, был забит каталожными шкафами и ящиками плотнее, чем библиотечный архив колледжа. Одиноким цветным пятном маячила чахлая фиалка, тонкие лучи дневного света пробивались внутрь сквозь небольшое окно под потолком, подсвечивая пыльные завитки в воздухе. Эвилин сидела на полу, неловко скрючившись рядом с открытым шкафом и облокотившись на массивный стол, в окружении штабелей из папок, бумаг и бог знает еще чего.
Ее внимание было занято сотовым, пластиковая коробочка почти хрустела в руках, она до боли прижимала ее к уху. Голос на том конце был слабым, и его то и дело заглушала статика — в подвале сигнал ловился плохо, и ее кабинет не был исключением.
— Мы понятия не имеем, что случилось, мисс Хьюз. Мы лишь знаем, что она пропала. Здесь сейчас полиция, берет показания. Они хотят поговорить с вами.
— Я… — она бросила взгляд на часы. — Мне надо сначала все тут закончить. Я смогу подъехать через… сорок минут. Устраивает?
— Секунду, — телефонную трубку со стуком положили на стол. Эвилин вздохнула и вытащила одну из папок, мельком просматривая ее содержимое. Языковой дрейф в странах Европы в XIII-XVI веках. Вернув папку на место, она взялась за следующую.
Эвилин вздрогнула, когда раздался тихий стук.
— Кто там? — она выглянула из-за стола.
— ?Que lio! — смуглый и темноглазый парень заглядывал в комнату так, как будто ждал, что из всего этого беспорядка на него выпрыгнет чудовище. — Здесь случился ураган?
— Мигель? — помахала ему рукой из комнаты Евилин. — Мигель! ?Como estas? Что ты тут делаешь?
Парень солнечно заулыбался.
— Bien, Profesora Hughes. Бесс сказала, что видела, как вы пришли, и я решил убедиться лично. А то половина факультета думает, что вы умерли.
— Ха. Как говорил Марк Твен, слухи о моей смерти были несколько преувеличены, — посмотрела она на юношу с теплой улыбкой. — Джэми приносила вашу открытку. Передай всем спасибо, хорошо? Это действительно было очень мило с их стороны.
— Без проблем, — он посмотрел на телефон. — Вы сейчас заняты? Я могу зайти попозже.
— Я жду ответа, — Эвилин указала на старое деревянное кресло рядом с дверью. — Присаживайся. Как занятия?
— Терри сломал сканер для тестов, и нам пришлось вручную проверять девятьсот штук лингвистических тестов, — кресло протестующе заскрипело, но выдержало его вес с упрямством сорокалетней древесины. Улыбка Мигеля стала совсем плутовской : — И лекции профессора Ричардсона гроша ломаного не стоят… но вы про это уже знаете.
— Джон Ричардсон специалист по античной культуре. Естественно, он не должен вести языкознание, — Эвилин заглянула в очередную папку. Фонемы и последовательность гласных в германских языках. Папка отправилась обратно в шкаф. — Надеюсь, вы все держите под контролем.
— Мы стараемся. Вы же скоро вернетесь, верно? Мы, скромные аспиранты, делаем все, что можем, но силы неравны.
— Не так уж и скоро. Я на больничном по крайней мере до конца сентября, приговорена писать статьи и проводить консультации. Вы просто... — из трубки послышались стуки и скрипы, и она застыла. Мигель открыл было рот сказать что-то еще, но промолчал, когда Эвилин жестом попросила тишины.
— Мисс Хьюз? Вы еще там?
— Да, я тут.
— Они говорят, что будут тут еще полчаса, но готовы вас подождать. Нормально?
— Конечно. Я только приведу все здесь в порядок и приеду сразу же, как смогу.
— Тогда скоро увидимся. Спасибо, мисс Хьюз. Еще раз простите за беспокойство.
— Ничего страшного, — Эвилин выключила телефон, положила его на пол рядом с сумочкой и с отчаянием оглядела окружавший ее беспорядок. Мигель смотрел с явным любопытством.
— Что-то не так, профессор?
Она оглянулась на аспиранта. Шесть лет, столько она занимала это кресло, шесть добросовестных, ответственных, счастливых — и , что самое главное , — нормальных лет. Как летит время.
- И это говорит белковое, не прожившее и полуворна. -
Эвилин сжала кулаки, боль выстрелила вверх по затянутой в перчатку руке, когда она побеспокоила свежие шрамы. Ты, тихо. Сегодня вечером по телевизору телемарафон «Друзей», так что если не хочешь вместо просмотра своих драгоценных боев без правил узнать, кто оказался отцом ребенка Рейчел, то на твоем месте я вела бы себя очень, очень хорошо.
- Это нечестный удар. -
— Кто-то украл мою машину, — она начала складывать папки в стопки.
— Что, прямо сейчас украли? Вас подвезти? — Мигель выглядел озадачено.
Эвилин моргнула, на мгновение задумавшись над вопросом.
— Нет, нет, — безрадостно рассмеялась она. — Кто-то украл мою старую машину. Ту, которая согнута подковой.
— Ой.
— Именно, «ой». Не знаю, для чего она им понадобилась, разве что для какой-нибудь абстрактной скульптуры
— Ха, спорю, что это та новая банда.
- Банда? -
Было странно, но она почти почувствовала, как голос оживился и стал внимательно слушать разговор.
— Банда?
— Ну, та, из новостей. Вы не видели? — Мигель наклонился вперед, упершись локтями в колени. — Это как в «Форсаже». Уже неделю как объявилась автомобильная банда и поставила на уши всю полицию. Это, должно быть, мафия какая-то. Тачки у них невероятные, — благоговейно выдохнул он последнее слово.
Эвилин уставилась на юношу, которого обучала добрую половину из этих шести лет. Никогда бы не приняла его за автомобильного фаната, подумалось ей.
— Звучит как чепуха из бульварной газетенки.
— Нет, я серьезно. Есть фотографии и другие доказательства. Одна машина ну прям Феррари. Феррари! Невероятно!
Голос издал презрительный звук. - И что такого крутого в этой паршивой Феррари? У парня нет вкуса. -
— Невероятно то, что их не могут поймать. Если бы я была угонщиком, я точно не стала бы использовать Феррари для бегства с места преступления, — ей удалось локализовать беспорядок в виде четырех неустойчивых груд, которые она придвинула к стене. Она закрыла распахнутый картотечный ящик, проверив замок, хотя особой нужды охранять кабинет, набитый материалами по общей истории развития английского языка, не было. Эвилин взглянула на часы.
— А вообще, Мигель, если у тебя есть время, не мог бы ты оказать мне услугу? Я могу попросить кого-то из секретарей, но ты разбираешься в этом лучше. Мне нужны папки по великому сдвигу гласных, я пишу кое-какие заметки для отделения английского языка в одной местной школе, и не могу вспомнить, куда я их задевала. Они где-то в этих стопках. Можешь их найти и отдать профессору Гранту, чтобы он мне передал их? Мне действительно нужно бежать.
— Без проблем, профессор.
— Ты меня очень выручишь, — схватившись за край стола, она поднялась на ноги, стараясь не напрягать бедро и руку, подняла сумку и телефон с пола и улыбнулась юноше. — Спасибо тебе большое, и передавай всем от меня привет, хорошо?
Эвилин протянула ему руку. Его взгляд наткнулся на бежевую перчатку и его бодрое настроение слегка поувяло. Он осторожно сжал ее руку, как будто боялся, что она сломается
— Поправляйтесь, профессор, хорошо? Без вас тут все не так, — сказал Мигель серьезно как никогда. Эвилин обнаружила, что не может подобрать слова для ответа, но тут он резко отступил, снова нацепил сияющую ухмылку и сделал вычурный жест в сторону двери.
— De prisa, profesora. Не опоздайте ! Я обо всем позабочусь.
— Gracias, Мигель.
* * *
- Не думал, что такое возможно, но твоя работа даже скучнее, чем можно предположить по названию. -
В августе в Джорджии обычно было жарко и душно. Этот август явно решил превзойти своих предшественников в жестокости, и, как думалось Эвилин, это ему отлично удавалось. Выйдя из здания, она как будто врезалась с размаху в стену горячего влажного воздуха, и ей понадобилось довольно много времени, чтобы начать дышать , не задыхаясь.
Вдобавок к адской жаре, погода нашла и другие пути, чтобы испортить ей жизнь. Из-за влажности рука под медицинской перчаткой начала чесаться еще сильнее, как будто по руке ползали противные букашки, и пойти куда-либо, даже недалеко, было все равно, что ковылять в полдень по Долине Смерти. И зелень университетского парка ее совершенно не радовала.
— Это не моя работа, — пробормотала Эвилин. Ее машина, наконец, показалась перед ней, сияющее видение из мягких сидений и кондиционированного комфорта. Она потянулась к сумочке.
- Ты сказала, что работаешь здесь. Разве это не подразумевает работу? -
Она остановила себя до того, как снова начала говорить вслух. Я заведующая кафедрой лингвистики. Я учу. Я руковожу образовательным процессом. Она скривилась в горькой усмешке. А теперь, благодаря тебе и мистеру терапевту, я вынуждена писать чертовы лекции для других профессоров, потому что колледж не разрешит мне выйти с больничного до тех пор, пока мою черепушку не покинет…
— И где эти чертовы ключи? — ее мысли свернули в другую сторону, пока она перерывала содержимое своей относительно небольшой сумочки.
- Они у тебя в кармане. -
Она потянулась к бедру… и нащупала знакомые выпуклые неровности связки ключей под тканью брюк. С трудом успокоившись и сжав зубы, она вынула ключи, и их веселый звон как наждаком прошелся по ее нервам. Она открыла дверь автомобиля и села на водительское место, чувствуя, как голос пристально наблюдает за ней.
- Ты знаешь, сказал он наконец, думаю, ты права. -
- Ты действительно сумасшедшая. -
* * *
На свалке «Эвакуация и утилизация Форпса и Дэвиса» Эвилин встретила одного из владельцев, Рэнди Форпса, огромного широкоплечего мужчину, у которого волосы на теле росли везде, за исключением головы. Он провел ее по вымощенной гравием стоянке, через распахнутые ворота из сетки рабица, мимо маленького трейлера, в котором находился офис. Груды машин всех возрастов, размеров, цветов и степени побитости были выстроены в ряды на открытой свалке, простираясь вдаль, словно лес из останков гигантских насекомых. В воздухе висел тяжелый запах пыли, нагретого металла и масла, нещадно палило солнце.
— Вам помочь?
Эвилин обернулась и обнаружила, что ее сопровождающий с беспокойством на нее смотрит. Прямо ей под ноги.
— Ой, — выходит, ее хромоту заметили. — Нет, нет. Я в порядке. В полном. Спасибо.
Он не стал спорить, хотя она его явно не убедила.
— Сюда, мэм.
Он провел ее мимо последней кучи распотрошенных механизмов, и, завернув за угол, она увидела двух детективов, толкущихся рядом со странной дырой; тот, что был повыше, афро-американец с усами и аккуратно подстриженной бородкой, блокнотом постукивал по плечу. Другой, пузатый и седой, в замешательстве рассматривал землю. Нахмурившись, Эвилин посмотрела на полицейских, потом на окружавшие ее машины.
— Прошу прощения, — позвал Форпс, привлекая внимание парочки. — Офицеры? Это мисс Хьюз.
Они подошли ближе, и Эвилин слегка споткнулась, зацепившись ногой о край странной квадратной рытвины. Старший из офицеров кивнул ей, когда она подошла.
— Тим Уайндер, — представился он угрюмо, и из-за сильного, протяжного южного акцента это прозвучало больше похоже на «Тем Уандер».
Другой офицер оказался дружелюбнее, с улыбкой пожал ей руку, слегка закатив глаза на своего напарника.
— Джим Дженнер, мисс Хьюз. Прошу прощения за беспокойство, но нам нужна любая информация, какой вы располагаете. Странное дело. Никаких следов шин или другого транспортного средства для буксировки украденной машины. Наш подозреваемый пока что не иначе как сам Гудини.
— Очень жаль это слышать. Приятно познакомиться, офицеры, — Эвилин еще раз оглядела свалку, и нахмурилась еще сильнее. — Но... думаю, произошла какая-то ошибка.
— Ошибка? — офицер Уайндер задрал голову, словно ищейка, почуявшая запах добычи. — Что значит, ошибка? Вы ж владелец машины, верно?
— Верно, — согласилась Эвилин и указала на жалкую груду разбитого стекла и мятого голубого металла, валяющегося в стороне. — Вот этой машины.
Все трое мужчин уставились на труп того, что когда-то было ее радостью и гордостью, ее «Таурусом», ласково и как нельзя кстати прозванного ею Некудыкой. На задворках разума голос фыркнул.
Офицер Дженнер посмотрел в сторону Рэнди.
— Мистер Форбс? — спросил он.
Хозяин свалки задумчиво почесал лысую макушку.
— Поклясться могу... Ее имя в документах, сэр. Не знаю, — он выпрямился, прищурившись. — Вообще-то было две машины на одно имя одновременно. Должно быть, произошла какая-то путаница. Их привезли очень поздно, в три или четыре часа утра.
— Знаете, кто владелец другой машины?
— Да никто, — пожал плечами Форбс. — Водителя не нашли, как я понимаю. Я даже не смог ее разобрать. Мотор был вдребезги, слишком разбит, чтобы возиться с ним, и не было многих кусков обшивки. Все что я могу сказать про эту машину — это было что-то с низким клиренсом и спортивное, ярко-красного цвета.
- ЧЕГО? -
* * *
Нож чисто разрезал красно-оранжевую шар, заляпав разделочную доску соком и желтыми семенами. Эвилин скривилась от непрекращающейся головной боли и, ссутулившись и сжав губы, продолжила методично расчленять помидор. Из гостиной доносилось приглушенное бормотание телевизора, резко контрастируя со смачными звуками, с которыми встречались нож и овощ.
- Ты все еще злишься. -
Нет, не злюсь. Отчего бы? Она швырнула нож на столешницу и принялась укладывать куски помидора на два смазанных майонезом куска хлеба. Приправила все солью и перцем и накрыла еще двумя кусками хлеба. Я просто обожаю падать на задницу перед абсолютно посторонними людьми. Это так забавно. И я говорила, что отличаюсь мазохизмом? Эта мигрень просто счастье какое-то.
Она шлепнула сандвичи на тарелку, достала обезболивающее из аптечки и воду из холодильника, и, подойдя к дивану, устроилась на подушках, примостив тарелку и стакан на боковом столике. Подобрав пульт, пощелкала по каналам. Изображение шестерки людей, поющих в фонтане, промелькнуло на экране под аккомпанемент бодрой мелодии.
— ...что будет жизнь такой. Работа — мрак, и личной жизни никакой.
- О, не надо. Я же извинился! -
Она выковырнула из бутылки пару таблеток от головной боли, закинула их в рот и сделала большой глоток воды, поморщившись, когда одна таблетка встала поперек горла. Перетопчешься.
- Ну, можем мы вместо этого посмотреть хотя бы новости? Я согласен даже на круглосуточные. -
Цыть. Я пытаюсь смотреть.
- Это была невинная ошибка. Я не знал, что это тебе повредит. Вы, белковые, такие хрупкие... -
Эвилин с ногами устроилась на диване, опершись о диванный подлокотник, тихонько подпевая песне:
— Я буду рядом с тобой, в любую непогоду, я буду рядом с тобой, как был и раньше год за годом...
- Ну пожалуйста! -
Вспомни это в следующий раз, когда захочешь устроить истерику. Если страдания, причиненные оглушительным потоком проклятий и угроз в адрес автомобильных воров и их родственников, которым разразился голос, и не смогли бы испортили ей день, то падение на спину от резкой головной боли перед тремя незнакомыми людьми уж точно этой цели достигло.
Она потянулась за сандвичем. Голос издал звук, смахивающий на что-то среднее между кашлем и рвотным позывом.
- Пожалуйста, не ешь это. Какая скользкая... -
Эвилин откусила большой кусок, смакуя сладко-соленый вкус помидора. Она очень постаралась прочувствовать неповторимую текстуру сандвича, гладкие внутренности помидора и маслянистость майонеза.
- …гадость. Праймус. - Голос содрогнулся и скукожился.
Она проглотила прожеванное и откусила следующий кусок. Посмотри на это иначе. Если бы мне не удалось уговорить их не отправлять меня в больницу, то специально для тебя я заказала бы дополнительную порцию желе.
Голос застонал.
* * *
?Que lio! (исп.) – Какой ужас!
?Como estas?/ Bien (исп.) – Как дела? / Хорошо.
De prisa (исп.) – Поспешите.
Gracias (исп.) – Спасибо.
Перевод песни: www.amalgama-lab.com/songs/r/rembrandts/i_ll_be...
Глава 2.
Глава 2. ЛИЦА.
Это какое-то непрекращающееся дежавю.
Йоги Берра
В больнице никогда не бывало тихо. Днем вездесущий шум голосов взад-вперед по коридору, звуки шагов, скрипение колес. Ночью шаги медсестер, совершающих обход, и жужжание флуоресцентных ламп, и гудение медицинской аппаратуры. Даже в собственной голове никогда не было тихо: постоянное бормотание этого… голоса никогда не стихало, словно включенный телевизор в соседней комнате, но иногда он становился громче и яснее, словно кто-то склонился над ее плечом и говорит прямо в ухо.
О, она скучала по тишине.
А теперь обслуживающий персонал кочевал из палаты в палату, забирая обеденные подносы, которые были розданы часом раньше. Поднос Эвилин остался практически нетронутым. От котлеты откушен кусочек, проделана ямка в картофельном пюре, но горошек и морковь не тронуты. Только сок она выпила до конца, и у нее возникла смутная мысль попросить о добавке.
Желе было изгнано на край подноса, только от одного его вида ее желудок начинало крутить, что было странно, потому что желе она обожала с детства. Они винила в перемене окружающую обстановку. Запах дезинфицирующего средства был повсюду, заползая в легкие, и она уже сомневалась, сможет ли когда-нибудь различать другие запахи, и этот запах пропитал все, что она ела. Даже несколько пестрых букетов в разных углах палаты не выстояли против едкого запаха.
Чувствуя, как смертная скука палаты давит на нее, Эвилин потянулась за оставленной на прикроватном столике ручкой, извернувшись и достав ее здоровой рукой, и это движение потревожило синяки и потянутые мышцы и отдалось в перевязанной руке.
Салфетка с серо-коричневой кляксой от соуса послужила подходящим холстом, и Эвилин принялась чиркать. Было сложно, особенно из-за того, что салфетка все время мялась и перекручивалась с каждым движением ручки, но она упорно продолжала.
Салфетка была весьма небольшой, но она изрисовала каждый ее дюйм. Загогулины. Человечки из палочек. Солнца, луны, звезды. Арабские знаки. Куча греческих букв. Несколько японских кандзи. Она даже не заметила, как забирали обеденный поднос. Она смутно ощущала течение времени, но очнулась только тогда, когда голос спросил:
- Откуда ты знаешь этот символ? -
В углу салфетки оказалась странная, смахивающая на квадрат фигура, грубо набросанная серией косых пересекающихся штрихов. Она была похожа на маленькое лицо. Эвилин нахмурилась. Она не припоминала, что видела такое раньше... по крайней мере, в реальности.
Но ей снились очень странные сны...
Она отложила ручку и рассмотрела повнимательнее маленькую загадку. Чернила были синими, но у нее было ощущение, что другой цвет подошел бы гораздо больше.
Красный, пришло ей на ум.
Да. Это лучше смотрелось бы красным.
* * *
- Ну, конечно же, ты не расстраиваешься. Ведь это же не твое тело украли! -
Эвилин остановилась как вкопанная по дороге через школьную парковку, вцепившись в стопку папок в руках и нахмурившись.
Так, притормози, подумала она твердо, и подумай, что ты сказал.
Голос замолчал.
— Ладно... — выдохнула она. Перехватив ношу поудобнее, она продолжила свой путь к старому кирпичному зданию. Вокруг было тихо и пусто, но слышался отдаленный гул голосов, доносящийся из классов. Главный офис находился сразу за холлом, и когда она вошла, из-за стойки справочной выглянул скучающий дежурный ученик.
— Да? — его челюсть монотонно двигалась, пережевывая резиновый комок, и время от времени в офисе раздавалось громкое «хлоп».
Эвилин внезапно пришел на ум образ коровы, и она наложила его на образ ученика. Подошло.
— Я Эвилин Хьюз. Я принесла материалы для мистера Айвестера.
— Ага, — школьник полез в ящик стола и вытащил пустой бланк. — Заполните форму, и я выдам вам пропуск, ладно?
Дежурный полез в другой ящик, а Эвилин схватила ручку и начала заполнять бланк. Бросив на стойку пристегивающийся гостевой пропуск, студент снова уселся на стул и выжидающе уставился на Эвилин. Она удержала вздох и протянула заполненный бланк. Ученик даже не взглянул в него, просто отложив в проволочную корзинку, стоящую поверх каталожного шкафа, и махнул рукой в сторону двери в холл.
— Вам направо до первого коридора. На перекрестке повернете налево и поднимитесь по лестнице. Айвестер в кабинете двести пятьдесят три.
— Благодарю.
Маршрут, указанный дежурным, оказался никудышным. Левый поворот вел в коридор без малейших признаков лестницы. Она попробовала пойти в противоположную сторону, что привело ее к еще одному перекрестку, и она неожиданно оказалась у спуска в школьный подвал. Флуоресцентные лампы освещали казенно-белые стены и расцвечивали бежевые плитки на полу. Каждое движение Эвилин порождало эхо. Она остановилась.
Из-за угла послышались приближающиеся шаги, и она пошла на звук. Пожалуйста, пусть это будет взрослый, подумалось ей. Секундой позже она поправилась: Пожалуйста, пусть это будет взрослый с чувством направления.
- Ха. -
Она обогнула угол и на долю секунды увидела кого-то высокого, рыжеволосого и в заляпанной футболке, и тут лампы под потолком вспыхнули и с гудением погасли, и коридор погрузился во тьму.
Голос из темноты невнятно изумился, а Эвилин взвизгнула, когда что-то большое, теплое и мягкостью напоминающее кирпичную стену вмазалось в нее, отчего она растянулась на полу. Папки разлетелись со звуком взлетающей стаи птиц, а «кирпичная стена» издала громкое ругательство и упала на нее сверху.
Следующие несколько секунд были заполнены возней и попытками распутать конечности под аккомпанемент шуршания сминаемой бумаги и разнообразных «пустите», «ой», «извините», «уф» и «отвали». Из классов по соседству, лишенных света, доносился хор из воплей и криков.
— Боже, — «стенка» пахла лосьоном после бритья и моторным маслом. «Она» наконец-то смогла отстраниться так, чтобы не пихать руки ей в живот или... или еще кое-куда. — Боже, — повторила «стенка». — Простите, ради бога. Вы в порядке?
Эвилин медленно села, баюкая больную руку и, задыхаясь, уставилась слепо в темноту. Упершись для надежности рукой в холодный пол, она почувствовала, как одна из рассыпавшихся папок смялась и захрустела под ладонью. Она глубоко вздохнула.
— Э... Да, в порядке.
— Чертовы аварийные отключения, — со стороны «стенки» послышался хруст, когда «это» поменяло положение, и Эвилин поморщилась. Еще одна папка. Она опять вздохнула.
— Просто здорово, — она поджала ноги и потерла бедро. — Уже третье за месяц?
— Четвертое.
Эвилин поморщилась.
— Здорово, — повторила она снова. В молчании прошло несколько долгих минут, нарушаемом только голосами из аудиторий и хрустом бумаги, когда кто-то из них двигался.
Голос зашевелился на краю сознания. Хоть он и существовал лишь у нее в голове, он умудрился издать звук, подозрительно похожий на смущенное откашливание.
- Это был... - Голос запнулся, заинтересованный и странно нерешительный. - Вы же... -
- Это был... секс? -
Эвилин подавила взвизг негодования. И в этот момент свет решил зажечься обратно.
* * *
Дымящаяся чашка кофе появилась перед ней, и Эвилин улыбнулась в ответ. Мужчина тоже улыбнулся, и смешливые морщинки вокруг его глаз стали заметнее.
— Вам уже лучше? — просил он.
— Намного.
— Никогда раньше не видел, чтобы люди так краснели. Я подумал, у вас случился сердечный приступ, или что-то в этом роде.
— Что-то в этом роде, — ответила она сухо. Ты никогда больше не будешь смотреть телевизор.
- Это ты все время смотришь всякое мыло. Я просто за компанию. -
Заткнись.
Маленький кабинет, даже меньше чем ее каморка в Моррис-холле, был завален бумагами, разными финтифлюшками, коробками и всякими механическими деталями. Стены были залеплены картинками машин и мотоциклов с небольшим вкраплением вырезок из газет. Рамка с дипломом была неуклюже пристроена в углу за столом, и на ней красивым замысловатым шрифтом было напечатано имя Кристофера М. Стивенса.
Окно из оргстекла занимало большую часть одной из стен и выходило на обширное помещение, заполненное различными машинами на самых разных стадиях сборки и ремонта. Старшеклассники толпились вокруг машин, занятые самой разной работой. Некоторые работали на станках, что находились у одной из стен, и производимый ими шум эхом раздавался в помещении. В открытые гаражные двери на противоположной стене врывался яркий солнечный свет, и через них было видно пустую стоянку позади школы.
— Мне, надо сказать, здорово повезло, — внезапно сказал мужчина.
Эвилин оторвалась от разглядывания гаража и вопросительно на него взглянула.
— С аудиторией, — уточнил он. — С этими еженедельными отключениями большинство занятий срывается. Когда света нет долго, ребята просто сидят и маются в темноте. Мы же просто выкатываем наш класс наружу и продолжаем занятия.
— Спорю, ученики просто в восторге, — сказала Эвилин.
Учитель рассмеялся.
— Все может быть. Этих ребят лучше не заставлять скучать, точно говорю.
Эвилин согласно хмыкнула и отхлебнула обжигающий кофе. Ее взгляд переместился на унылую стопку помятых и обшарпанных папок, пристроенную на край стола. Она нахмурилась.
— Извините за это, — сказал ее собеседник.
— Ничего страшного. Спасибо, что помогли их собрать. Большинство этих бумажек не пригодится. Айвестеру нужны только заметки к лекциям и кое-какие указания, но у одного из секретарей случился приступ трудолюбия, и... Ну, в общем, мне эти бумаги тоже не нужны.
— Айвестер барахольщик, и он думает, что бумага священна. У него они обретут новый дом. Я даже могу послать одного из своих ребят, чтобы он их отнес для вас, — он разглядывал отличный отпечаток подошвы на обложке верхней папки. — Конечно, не помешало бы, если бы вы написали записку, поясняющую, почему все перепутано, это для того, чтобы я получил своего ученика обратно живым. Там куча бумажной работы для нерадивых учеников.
Эвилин рассмеялась, и Стивенс вручил ей пачку стикеров и ручку. Пока она набрасывала короткую записку с извинениями и объяснением, он наклонился к окну и постучал по стеклу, поманив кого-то из учеников.
Дверь отворилась, впустив пацанистую девицу в заляпанной спецовке и рабочих перчатках. Она подозрительно глянула на Эвилин, потом повернулась к учителю и заявила:
— Что бы это ни было, это не я.
— Кира, — весело ответил учитель, — это профессор Хьюз из колледжа. Мисс Хьюз, — повернулся он к Эвилин, — это Кира Брайант, моя лучшая и самая верная ученица.
— Ну спасибо, — проворчала девушка.
Эвилин протянула ей руку:
— Приятно познакомиться, Кира.
— Так японцы произносят «киллер», — девица с ухмылкой ответила на рукопожатие.
Голос разразился долгим и громким приступом истерического смеха.
Эвилин моргнула, оглянулась на учителя (который прикрыл глаза ладонью), и улыбнулась в ответ:
— А на греческом это означает «дама».
Девица явно была разочарована, но потом заметила перчатку на руке Эвилин.
— Че это? У вас проказа, что ли?
— Автомобильная авария. Это для защиты кожи, пока не выздоровеет.
— Пьяный водитель?
— Не помню.
— Хреново.
— Согласна.
Голос сдавленно захихикал и объявил:
- Она мне нравится. -
— Киллер, будь так добра, отнеси эти бумаги в комнату мистера Айвестера, хорошо? — Стивенс, задрав бровь, посмотрел на ученицу.
— А че бы и нет? — она сгребла стопку бумаг, а Эвилин прилепила стикер с запиской к верхней папке. — А, еще Майк просил передать, что новый капот не катит.
— Вот как? Сейчас подойду. И не слоняйся по школе. Быстро туда и обратно, поняла?
— Ага, поняла, — беспечно махнув рукой, девица выскочила за дверь.
Эвилин посмотрела на учителя, который массировал себе виски.
— Какой милый ребенок.
— Да, — согласился он иронично, и встал. — Ну, хотите встретиться с нашим проектом?
— «Встретиться»?
— Ага. Его зовут Франкен-вет, «Корвет Франкенштейна», — он ухмыльнулся. — Пойдемте. Вы сами все увидите.
* * *
«Франкен-вет» оказалось подходящим именем для машины — ничего подобного Эвилин никогда не встречала. Двери, багажник, борта, все было разного цвета. Сиденья были разных моделей и из разных материалов. Капот и приборная доска отсутствовали, открывая начинку частично собранного двигателя. Одного колеса не хватало, и машина стояла на домкрате.
Троица учеников столпилась у стены, держа на ребре большую пластину металла, и переговариваясь. Когда учитель и Эвилин приблизились, они обернулись.
— Мистер Стивенс, это не подойдет, — заговорил самый старший, серьезный юноша с косматой шапкой волос, которые постоянно падали ему на глаза. — Мы все испробовали, но вмятины не вправляются.
Учитель поспешил объяснить смущенной Эвилин:
— Мы проверяем все свалки на предмет запчастей, которые могут подойти Франкен-вет, и выясняем, не можем ли мы получить их бесплатно. Кое-какие запчасти нужно немного поправить, но до завершения нам осталось совсем чуть-чуть. Еще несколько запчастей для двигателя и кое-что из внешней обшивки, и мы можем устраивать ему пробный заезд, — он обернулся к учениками. — Ну, Майк, давай посмотрим.
Эвилин попятилась, когда Стивенс вместе с троицей начал вертеть пластину различными способами, болтая на каком-то явно иностранном языке. Она потерла ухо, стараясь унять назойливый звон, который усилился, когда она вошла в шумный класс.
— Может, попробовать молотком?
— Не поможет. Дженис даже одолжил в слесарных мастерских кувалду, но она не оставила даже царапины.
— Ну, черт, надо же, — учитель потер шею. — Проклятье. Что ж, отложим пока в сторону. Хотя жаль. Состояние хорошее, за исключением этих вмятин.
— Хорошо, сэр.
Ученики объединенными усилиями оторвали от земли толстый кусок металла, и Эвилин увидела, что это глянцево-черный капот, идеально гладкий, только с одной стороны было четыре вмятины размером с ее кулак каждая, расположенные одна за другой и смявшие металл просто невообразимым образом. Заинтересовавшись, она подошла поближе. Звон в ушах усилился.
На глаза попался проблеск фиолетового, и свет выхватил странный знак в центре капота, формой напоминавший комбинацию перевернутых треугольников и шеврона, образуя, как ей показалось, стилизованное свирепое лицо.
Волоски на ее загривке и руках встали дыбом.
Голос издал невнятный изумленный возглас. - Праймусов шлак.-
Что-то прикоснулось к ее плечу, и она вздрогнула. Стивенс отпрянул, озабоченно ее рассматривая.
— Вы в порядке?
Она снова посмотрела на капот. Ученики прислонили его к стене, и «лицо» таращилось на нее вверх тормашками.
— Вы... вы не знаете, что это за символ?
— Фиолетовый? Нет. Мы с ребятами тоже удивлялись. Видели такой раньше?
Она снова потерла ухо. Громкий шум станков отдавался эхом вокруг нее.
— Я не уверена.
— Должно быть, новая банда. Классно выглядит, верно?
Эвилин уклончиво промычала что-то, следуя за преподавателем, который провел ее по остальной комнате, знакомя с разными учениками, разъясняя назначение различных механизмов. Эвилин слушала в пол-уха. Символ все стоял у нее перед глазами.
Лицо не выглядело «классным». Оно выглядело откровенно страшным, словно ядовитая змея, смотрящая на бедную запуганную мышку.
* * *
Открыв дверь из школьного холла, Эвилин тряхнула головой и нахмурилась. В ушах опять звенело, еще громче, чем раньше. Удивительно, как все в этом классе еще не оглохли, подумала она нелюбезно, выходя в удушливую послеполуденную жару.
Черная машина была припаркована снаружи, блестя в ярком солнечной свете всеми гладкими изгибами и грациозными линиями. Эвилин остановилась как вкопанная. На капоте можно было разглядеть тусклое фиолетовое пятно... или это был просто оптический обман? В животе образовался странный трепет, быстро превратившийся в дурноту, и кровь отлила от лица, вызвав головокружение.
Голос зарычал.
Окна машины были наглухо затонированы, и водителя разглядеть было невозможно. И машина Эвилин стояла прямо за ней, в первом ряду парковки.
Чувствуя себя до глупости тревожно, Эвилин медленно и аккуратно обошла черную машину сзади, двигаясь по нелепо широкой дуге, как будто та была рычащей цепной собакой. Звон в ушах усилился, а затем начал стихать, когда она почти пробежала последние метры до своего автомобиля, нашаривая ключи.
За ее спиной, урча, ожил двигатель.
Ключи выпали на асфальт, и дыхание перехватило.
Раздалось едва слышное скрипение и щелканье коробки передач. Урчание усилилось до рокота и стало удаляться. Взвизгнули покрышки на неровном дорожном покрытии. Эвилин смотрела на упавшие ключи и слушала.
Вокруг парковки. К выезду. Остановился. Двигатель гудел, взревывая так, что сотрясался воздух. Затем, ускоряясь, начал удаляться вниз по дороге, и постепенно затих вдали.
Зажмурившись, Эвилин осела на горячий металл крыши и борта машины. Как у меня все наперекосяк, подумала она отстранено. Проклятье, я действительно схожу с ума.
В кои-то веки голос промолчал.